В один из предпасхальных дней мне попала в руки газетная статья, в которой автор со знанием дела рассуждает о призвании человека и “ложной духовности”, поливая грязью церковных людей. И захотелось мне рассказать о своей жизни, о том, как нашел я после долгих блужданий и смятений правильный путь.

Я родился в Москве в 1924 году в семье крупного военного работника — старого большевика.

СНАЧАЛА — НИКОЛАЙ ЧУДОТВОРЕЦ

Я и мой брат Алексей, впоследствии погибший на фронте, воспитывались отцом в духе преданности Родине и идеям большевизма, особенно он старался привить нам материализм и атеизм.

Перед войной я поступил в Подготовительное Военно-Морское училище (Спецшколу)... Мне не исполнилось и 17-ти, когда началась Отечественная война. Вслед за своим братом я пошел на фронт.

Начался мой боевой четырехлетний путь. Человек увлекающийся и горячий, к тому же военный по призванию, — я смело шел в самые опасные места и никогда мне не приходила в голову мысль, что меня могут убить.

Воевал я под Смоленском, на дальних подступах к Москве (где получил свое первое тяжелое ранение — в грудь), участвовал в Сталинградской битве, освобождал Ленинград.

Каково было мое отношение к религии в это время? Могу сказать, что уже тогда оно стало постепенно меняться. Я стал понимать, что религия — это не тема для пошлых частушек, а очень серьезная для многих вещь.

Я помню, как поразил меня один разговор с нашим боцманом, мичманом Цисевичем — старым боевым служакой, прославленным на Балтике и во всем флоте. Однажды, выходя на выполнение боевого задания, я услышал от Цисевича, что он не знает точно, верит ли он в Бога, но что в святителя Николая Чудотворца — верит. Подобные слова я не раз потом слышал из уст бывалых моряков. Приглядываясь же ближе к ним, я стал с удивлением замечать у некоторых на груди, под тельником, ладанки, а то и просто небольшие крестики. В военных госпиталях, лежа среди тяжело раненных политработников, я нередко слышал, как среди стонов вырывались слова: “Господи, когда же все это кончится!”...“Боже мой! Хотя бы Ты, Господи, помоги!”...

ВПЕРВЫЕ В ХРАМЕ

Весной 1943 г., перед моим отъездом на Балтику, было получено извещение о гибели под Ростовом, в воздушных боях, моего старшего брата Алексея. Убитая горем мать решила отслужить по нем заочное отпевание.

Я присутствовал, по ее просьбе, на этом богослужении. В парадной морской форме, с зажженной свечей, стоял я в церкви Илии пророка (в Обыденном переулке — в Москве), в первый раз за всю свою осмысленную жизнь. Скорбное, простое пение, слова о покое и вечной жизни проникали мне глубоко в сердце.

После войны я поступил учиться в Московский институт международных отношений. На учебном поприще и в общественной своей деятельности я достаточно преуспевал в те годы. Весной 1948 года подал заявление о приеме в партию. Я, однако, не был вполне доволен жизнью,— а порой ощущал даже приступы мучительной тоски...

Я инстинктивно чувствовал бессилие этой жертвенной схоластической философии, которая не может ответить на самые заветные вопросы человеческой души: “В чем смысл жизни? Почему человеку свойственно стремление к правде, добру, красоте?” Все эти вопросы материалистические доктрины просто обходят, делая вид, что это само собой разумеется.

Очень может быть, что я, в конце концов, заглушил бы в себе зерно сомнения. Но здесь Божий Промысел вывел меня из духовного тупика и прострации.

АРЕСТЫ...

В один из июньских дней 1948 года был арестован мой отец. Арест отца — кристально чистого человека, убежденного большевика, — буквально ошеломил меня. Через несколько дней и мне пришлось разделить его судьбу. После полугодового следствия, за отказ давать ложные показания на своего отца, я был осужден на срок десять лет.

Однако, только в заключении я действительно узнал жизнь без прикрас и понял, что жизненная, практическая мудрость — это религия. И я обратился к Богу.

Сейчас, вспоминая эти дни, я снова спрашиваю себя, почему я стал христианином? Я не могу сказать, что Евангелие сразу произвело на меня особое впечатление: только впоследствии я углубился в эту Божественную Вечную Книгу и выучил ее почти всю наизусть, — но в то время она не особенно волновала меня. Меня не привлекали рассуждения священников, которых я встречал в заключении. Неверно будет и то, если кто-то подумает, что невыносимо тяжелые переживания заставляли меня искать утешения в религии.

Чудеса? Да. Теперь я понимаю, что истинным чудом было то, что Господь так промыслительно устраивал мою жизнь, чтобы мог я в конце концов встретиться с Ним.

Там, в заключении, я твердо понял, что единственная сила, которая может преобразить, обновить, одухотворить эту массу людей, есть любовь — Божественная любовь, принесенная на землю Учителем Иисусом Христом, Единородным Сыном Божиим. И я без колебания и сомнений принял Его Евангелие в свое сердце — и сразу почувствовал такое неизъяснимое счастье и радость, которых до того не знал.

КАК ПТИЦА ФЕНИКС

Древние христиане любили вспоминать о Фениксе — в римских катакомбах можно видеть изображение чудодейственной птицы, вылетающей из огня. Феникс — душа человеческая, а Евангелие Христово — это огонь. Приняв Христа — чувствует человек, как огненная сила сжигает все прошлое, мелкое, грязненькое — и рождается человек вновь — возрождается от огня...

На шестом году моей тюремно-лагерной жизни в моей внутренней жизни окончательно произошел великий перелом. После обращения ко Христу я исповедался и причастился Святых и Животворящих Таин Христовых. И в моем внешнем поведении наступила перемена: я отбросил все сложившиеся за 30 лет жизни привычки: пьянство, курение, лихие выходки, “солоные матросские загибы” и многое другое. Я полюбил молитву.

Я должен сказать, что Православная Церковь мне представляется самым чистым выражением “Христова благовестья”. В ее молитвах я нашел самое полное выражение моих религиозных чаяний и переживаний. Таинства Церкви стали для меня источником неизъяснимого духовного просветления и блаженства, я узнал, что такое Евхаристия — соединение со Христом в литургическом общении. Конечно, большую роль в моем соединении с Православной Церковью сыграл ее патриотизм и народность.

Тут же в заточении я нашел хороших, чистых людей, которые поддержали во мне веру. Здесь я прежде всего хочу упомянуть о хорошем старом священнике о. Вячеславе Серикове. Этот убеленный сединой старец, изумил и покорил меня своей исключительной добротой и сердечностью в обращении со всеми окружающими: даже “блатные” (профессиональные преступники) побаивались, уважали и любили его. Когда же умер добрейший о.Вячеслав, то и они искренно, по-своему, переживали и оплакивали его смерть.

ЕДИНСТВЕННЫЙ ИСТОЧНИК РАДОСТИ

21 сентября 1954 года — в Праздник Рождества Богородицы — пришло извещение о моем освобождении из-под стражи со снятием судимости. Реабилитация моя случилась позже, вслед за освобождением отца.

В Москве наша семья вновь, после шести лет злоключений, собралась вместе. И опять, как после войны, передо мной стал вопрос — как устраивать свою жизнь? Я чувствовал полную психологическую невозможность для себя вернуться к старому образу жизни. “Не вливают вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи и вино вытекает, и мехи пропадают...” (Мф. 9, 17).

И весной 1955 года я поступил в Одесскую Духовную Семинарию, курс которой я прошел ускоренным темпом, окончив ее через год. Я прочел много книг, доказывающих истины веры, и еще большее количество книг, их опровергающих,— но, как и раньше, моим главным учителем была жизнь. Увы! И чем больше я учился у жизни, тем больше она приводила меня к Богу. Я все больше убеждался, что вера в Бога является главным источником радости, жизненной энергии и духовного благородства.

После окончания Духовной Семинарии я не принял сан священника, главным образом, не считая себя достойным этого. Много читаю и размышляю, принимаю посильное участие в жизни Церкви. И чем больше я вникаю в жизнь, тем тверже становится моя вера, тем спокойней и счастливее я чувстую себя. Я познал радость молитвы — ведь ничто в мире не может сравниться с духовным общением с Богом.

Вадим Шавров