В месте с восприятием христианства на Руси происходило весьма существенное для судеб Церкви явление — это развитие религиозного сознания, импульсы, приходящие из Византии и с Афона на Русь и способствующие все большему интересу здесь к мистическому акценту религиозного восприятия.

Особенно силен этот интерес был среди монашествующих, и  вызвано это было смиренным, рожденным в религиозно-духовной жизни, желанием — “быть такими же”, как древние подвижники, “быть похожими”, т.е. стать преподобными. Широко распространяющаяся практика созерцания и умной молитвы была тесно связана с аскетической эстетикой, т.е. восприятием прекрасного, и самое главное, что здесь усвоила Русь — это понимание глубинной связи трансцендентного (нетварного) Фаворского Света с красотой и славой (славой Божией, в библейском ее понимании), что с особой силой проявилось на древнерусской почве. Подвижники Руси в глубинных своих основаниях духовно питались исихастской эстетикой света — красоты — славы. Этот путь духовной жизни был воспринят на Руси в устной передаче, возможно, раньше, чем отражен в древнерусской письменности.

Носители мистического религиозного сознания хорошо понимали, что в религиозной эстетике акт созерцания  обязательно побуждает к нравственно-этическому действию. Огромную роль здесь занимает смирение, как необходимое условие спасения, т.к. оно помогает подвижнику терпеливо переносить многие скорби и печали, которыми ему надлежит войти в Царство Небесное.

Важное место эта тема занимает в аскетической эстетике прп. Феодосия Печерского († 1074).

Воспитывая братию в духе Студийского Устава, преподобный Феодосий составлял поучения, произносил проповеди, пронизанные мыслью о том, что именно иночество является хранителем “девственной благодати освящающего совершенства”, хранителем тайны Нового Завета Бога с человеком, которой не вмещает внешний христианский мир.

Св. игумен Печерский говорит в своем “Поучении о терпении и милостыни”: “…воину Христову подобает ли лениться? Ведь они отказались от жены, детей, имения и отвергают тщетную и быстро преходящую славу. Да что говорить об имении, что еще тяжелее, то и главы своей совершенно не щадят, чтобы им быть не посрамленными”.

Иноки — искатели своей души — умной Божией красоты, которая обретается на пути умного делания и исполнения добродетелей, ибо “прекрасными показывает Бог тех, кто поучается добродетели и испол-няет ее”. Бог прославляется нашими делами. “И кто не удивится, возлюбленные, тому, что Бог прославляется нашими делами?”, — говорит прп. Феодосий в “Слове о терпении и любви”. Феодосий Печерский утверждает, что храмы и изображения созданы “на честь нам”. Он призывает “со страхом стать безмолвно при стене… не опираясь на стену, на столп, которые сотворены нам на честь…”,  и далее: “И в церкви это есть в преизбытке: ибо на честь нам устроены столпы и стены церковные, а не на бесчестие”. Затем прп. Феодосий переходит к каждению в церкви и снова подчеркивает обращенность и этого священнодействия к молящемуся. Храмы и все их вели-чество, богослужение — все это честь именно человеку. Для спасения человека — клепание в била, призывающие его ко святой службе, для человека пение церковное, для него и образы, и кадило, к нему обращенное, и чтения Евангелия и житий святых. Таким образом, прп. Феодосий Печерский формулирует сотериологическое назначение религиозной эстетики.

Особое внимание уделяет он и пению. В монастырском пении должны быть, как он пишет в “Поучении о терпении и смирении”, “слаженность и доброчинство”, которые достигаются “взиранием на старейшего”. Прп. Феодосий Печерский вводит основополагающее понятие византийской музыкальной эстетики — “ангелогласное пение”. Понятие ангелогласного пения сформулировано у св. Дионисия Ареопага, который видел эхо божественной гармонии и красоты во всех сущностях материального и духовного мира, в том числе и в пении. Задачей художника было отразить в своем творчестве эту красоту, в иконописных образах передать красоту Фаворского Света, золотом отразить блеск невечернего сияния, задачей музыканта — передать божественные мелодии небесной иерархии, задачей исполнителя — правильно их исполнить, как можно точнее приблизиться к нематериальному их архетипу, на что и настраивает своих слушателей прп. Феодосий. Ангельское пение, не терпящее суеты и пустословия, своим возвышенным строем выражает экстатически-молитвенное состояние. О таком пении и говорит св. Григорий Нисский в одном из поучений: “…Мелодия есть не что иное, как призыв к возвышенному образу жизни, наставляющий тех, кто предан добродетели, не допускать в своих нравах ничего немузыкального, нестройного, несозвучного… избегая как чрезмерной расслабленности, так и излишней напряженности”.

Прп. Феодосий Печерский, понимавший эстетическое и воспитательное значение церковного пения, в своем поучении говорит о поведении поющих на клиросе. Так же, как и пение, поведение должно подражать ангельскому: “И когда начинаем песнь или аллилуиа, поклонение между собою должны творить, подражая в этом ангелам… Бесплотных ангелов  видели пророки поющими и поклоняющимися и  воздающими Богу хвалу с предстоянием. Какими же нам подобает быть, сподобившимся с ангелами служить и предстоять невидимому Богу, от Него же ожидаем должного воздаяния”.

Таким образом, прп. Феодосий обосновывает и вводит важнейшую византийскую концепцию “божественного”, “богодухновенного”, “ангелогласного” церковного пения, являющегося отражением божественных небесных песнопений. Назначение божественных гимнов — привести душу к покаянию, к гармонии, к примирению с Богом. Потому прп. игумен и наставляет иноков в одном из своих поучений со страхом участвовать в богослужении: “На божественное пение приходя со страхом, стоим до отпуста иереева, низко приклоняя при этом главу, а ум возводя горе, внемля пению и чтению”.

Вообще, уподобление и подражание ангелам, достижение их красоты и совершенства формулируется св. Феодосием как одна из насущных задач иноков.

Для прп. Феодосия прекрасна красота чистой души, покаянных слез, красив монастырь, построенный на иноческих слезах, а не на княжеские деньги. Да и сам преподобный служит источником духовной красоты и наслаждения: многие приходят к святому старцу дабы насытиться “от него божественных словес”. Главное же духовное наслаждение ожидает человека после смерти, когда он в сонме праведных приобщится к “их неизреченным небесным красотам” неиссякаемой пищи духовной, когда, по словам прп. Феодосия, мы войдем в божественный покой и “неизглаголанной радости  насытимся”.