В Евангелии притчи Христовы занимают особое место. Само слово “притча” в переводе (греч. — παραβολή) означает рассказ, который взят из повседневного быта людей и имеет особый смысл в образах, выражающих высшие духовные истины. Святитель Иоанн Златоуст поясняет, что “Господь говорил прит­чами для того, чтобы сделать слово Свое более выразительным, глубже напечатлеть его в памяти и самые дела представить глазам”.

Иначе говоря, притча должна быть понятна для каждого человека, начиная от неграмотного рыбака и образованного фарисея — современников Христа, заканчивая просвещенными людьми XXI в. В этом плане притча о неверном управителе (см.: Лк. 16: 1–8) оказывается загадкой. Сюжет притчи известен, но понять характер взаимоотношений между хозяином имения и его управителем сложно. Вообще непонятной кажется похвала хозяина управителю за явную, как нам видится, растрату имущества.

Такие трудности в понимании притчи привели в западной науке к предположению об искажении переписчиками и переводчиками самого текста Писания. Православные богословы, наоборот, высказывались в защиту подлинности текста. Например, Б. И. Гладков по этому поводу пишет довольно определенно: “Если мы все трудности, с которыми встречаемся при чтении Евангелия, будем объяснять искажением текста при переписке, то дойдем до отрицания подлинности Евангелия, то есть верности имеющихся у нас списков с рукописей самих евангелистов”. Многие авторы пытались соединить при толковании этой притчи и буквальный, и иносказательный методы с духовно-нравственным поучением и тем самым выйти из затруднения.

Для того чтобы понять исторический аспект притчи, следует обратиться к торгово-экономическим отношениям древнего Востока.

Богатые люди еврейского народа, проживая в Иерусалиме в собственных дворцах, при этом являлись владельцами крупных имений, а также полей, виноградников и садов масличных деревьев.

Разумеется, лично вести все свои дела и управлять своими имениями они не могли. Поэтому в каждом имении были их доверенные лица, или управители.

Получая от своего хозяина только общие инструкции относительно платы за пользование садами, вино­градниками и полями, управители отдавали их в аренду, заключали контракты с арендаторами, устанавливали цены на товары и вели торговлю. Таким образом, хозяин имения назначал арендную плату, но управитель сдавал имущество господина в пользование намного дороже и излишек обращал в свою пользу. Кроме того, арендаторы обыкновенно платили аренду не деньгами, а продуктами, которые они получали в результате использования взятого в аренду имущества. Управитель продавал их и возвращал своему господину наличные деньги. Все это открывало простор для злоупотреблений, и управители, пользуясь своим положением, притесняли арендаторов и наживались за их счет.

Итак, когда хозяин имения потребовал отчета у управителя, тот был поставлен в трудное положение: “копать не могу, просить стыжусь” (Лк. 16: 3). С таким печальным будущим он не хотел примириться: копать землю, то есть заниматься тяжелым физическим трудом, он не мог, вероятно, потому что такая непривычная для него работа была ему не под силу. Просить же подаяния стыдился, потому что для евреев не было большего стыда, чем нищенствовать, протягивая руку за куском хлеба. Но управитель находит выход из ситуации: вызывает к себе должников, т.е. арендаторов своего господина, предлагает им переписать долговые расписки и в новых расписках уменьшить суммы долгов.

И за такие действия управителя господин не только не цпредал его суду, но даже похвалил. Эта похвала доказывает, что, уменьшая сумму долгов арендаторов, управитель никакого ущерба господину своему не причинил и ничего преступного не совершил. Но что же он сделал? При сдаче им полей и садов он брал с арендаторов плату выше того размера, который назначен был его господином, и весь излишек брал себе. Теперь же, отыскивая выход из своего трудного положения, он вспомнил арендаторов, которых притеснял; совесть заговорила в нем, он раскаялся и захотел загладить свой грех перед ними добрым делом. Он позвал их и простил им только те излишки арендной платы, которые выторговал в свою пользу. Излишки эти были неодинаковы, поэтому одному он мог простить 50% его долга, а другому — только 20%.

При таком объяснении становится понятным, почему господин не предал суду своего управителя, а похвалил его. Хозяин свое получил — его интересы не пострадали: за что же ему гневаться? Но похвалить его он мог, ибо управитель его, раньше бывший дурным человеком, теперь оказался не только благоразумным, но и честным, благородным, отказавшимся воспользоваться тем, что ему принадлежало по людской справедливости, но не по совести.

Некоторые толкователи, признающие поступок управителя безнравственным, указывают на то, что и после этого поступка Спаситель называет управителя неверным. На это можно заметить: управитель здесь называется неверным не потому, что своим последним поступком проявил несправедливость в особенно высокой степени, а потому, что это прозвище уже принадлежало ему по его прежнему поведению. В пользу этого объяснения можно найти и фактические подтверждения: апостол Матфей навсегда остался с прозвищем мытарь, апостол Фома — неверующий, Симон — прокаженный…

Особо следует отметить, что понимание этой притчи у современников Христа не вызывало никакого затруднения. Это еще раз подтверждает широкое распространение описанной практики со стороны управителей в древности.

Все вышесказанное свидетельствует: для правильного и всеобъемлющего понимания Библии мало читать сам текст, необходимо еще окунуться в ту историческую среду, в которой жили и творили авторы священных книг. Только тогда во всей своей красе перед нами раскроется Слово Божие, и мы в полноте сможем понять и принять все “глаголы жизни вечной”.

Подготовил протоиерей Николай Баранов