Православные храмы

Свято-Троицкий храм Китаевой пустыни

Согласно преданию, Китаевская пустынь была основана в ХІІ столетии…

Церковь Казанской иконы Божией Матери Флоровского монастыря

Церковь является более поздним элементом в комплексе Флоровского…

Часовня преподобного Нестора Летописца (в школе «Співтворчість», на Троещине)

Частная средняя общеобразовательная школа «Співтворчість» I–III…
Публикации

“Душу этого народа составляет православная вера…”. История Румынской Православной Церкви

Предание гласит, что первые семена христианства были принесены в пределы…

Моя Лавра. Состоялась премьера нового фильма о Печерской обители

16 июня, в день Святого Духа, в столичном Доме кино состоялась премьера фильма…

Православный взгляд на единство Церкви. Флорентийская уния и св. Марк Ефесский

Вопрос единства, воссоединения христиан и ликвидации разделения Восточной и…

Борис Гринченко: Украла

YkralaЕдва войдя в класс, учитель заметил, что там происходит что-то неладное. Школьницы и школьники гурьбой окружили кого-то и громко спорили. Гул был неласковый, сердитый. Пока ничего нельзя было понять, но слышно было, что дети на кого-то сердились, кого-то упрекали.

Тут кто-то увидел учителя, и между детьми послышалось:

— Василий Дмитриевич пришел... Учитель пришел.

Дети притихли и повернулись к учителю. Учитель подошел и спросил:

— Что здесь происходит?

Все молчали, обступив одну парту. За партой сидела Александра.

Александра была школьницей первого года, дочерью сельского писаря-пьянчужки. Она сидела, низко склонив голову и потупив взор. Ее бледное, в веснушках лицо было белое как мел. Она ухватилась руками за стол, словно боялась, что ее будут тащить куда-то силой.

Учитель еще раз спросил:

— Что здесь у вас произошло?

Откликнулась Фроська, подруга Александры. Отец ее был в экономии приказчиком. Фроська была девочка сытая, хорошо кормленая — она всегда приносила из дому что-то съестное: пирожки, лепешки, коржики. Она плохо училась, но была очень веселая и не могла говорить без смеха. Она и теперь, усмехаясь, заговорила:

— Да вот Александра... — И Фроська рассмеялась, не договорив.

Учитель спросил:

— Что Александра?

— Украла у меня хлеб! — досказала Фроська и совсем расхохоталась, а ее глупые серо-синие глаза от смеха спрятались за сытыми щеками.

Это сообщение весьма поразило и удивило учителя. Такого в школе еще не было. Учитель знал, что некоторые дети еще дома, до того как начали ходить в школу, были кое в чем грешны, но в школе он пока ни за кем греха не замечал. На Александру он тоже никогда бы не мог подумать. Она была девочка робкая — по-видимому, запугал ее отец-пьяница.

Учитель взглянул на Александру и спросил:

— Александра, это правда?

Она молчала и сидела неподвижно, будто каменная. Учитель понял, что Фроська говорила правду. А Фроська тараторила без умолку:

— Она не первый раз ворует. Она несколько раз у меня таскала. Как только оставишь сумку с пирогами — сразу стащит. Но я все молчала. А сегодня уже... Вижу, схватила хлеб и побежала из школы во двор, спряталась за дерево и ест. Я подбежала к ней, а она испугалась. “Не говори, — просит, — учителю, я тебе рисунок дам...”

Учитель еще раз спросил:

— Александра, это правда?

Но и теперь Александра молчала и сидела неподвижно. Один старший школьник, не совсем умный и не очень жалостливый, закричал:

— Да чего ее спрашивать? Разве и так не видно, что правда. Вишь, чего выдумала, — воровать! Ее надо выгнать из школы!

Школьники зашумели:

— Надо! Надо!

Учитель сказал:

— Почему же?

— А потому, что она ворует, а вы или мы о ком-то другом будем думать плохо.

Другие говорили:

— Это ж ничего нельзя положить в школе, если воровать будут.

— А хорошо ли будет, если о школьниках станут говорить, что они воруют, — прибавляли третьи.

Учитель сказал:

— Вот что, девочки и мальчики. Вы уже готовы выгнать Александру из школы, а еще не знаете толком, в чем дело. А может, и не так все было? Давайте послушаем сначала, что скажет Александра.

Тот же школьник начал было снова:

— Да чего там слушать, разве и так не ясно?..

Но его тут же остановили:

— Ш-ш-ш! Василий Дмитриевич правду говорит. Нужно же знать, что она скажет.

Все повернулись к Александре, все взоры обратились к ней. Все ожидали ее слов. Но она и теперь сидела, словно окаменев. Она втянула голову в плечи и зажмурилась, будто ждала, что ее вот-вот ударят, хотя знала, что в школе не бьют.

Учитель спросил:

— Ну, Александра? Говори, — мы ждем.

Молчит. Учитель снова:

— Не думай, что все мы хотим наброситься на тебя. Нам только нужно знать правду. Может, все было не так, как говорят, да и я думаю, что не так.

Бледное лицо Александры сразу сделалось алым как маков цвет. Но она молчала. А учитель продолжал:

— Да, я думаю, что это неправда. Мне кажется, Фроська как-то ошиблась и ты не виновата.

Александра наклонила лицо к самому столу.

— Наверное, ты свой хлеб ела, ибо я никогда не поверю, что ты можешь украсть.

Громкое горькое рыдание разнеслось по школе. Это плакала Александра, припав головой к столу. Школьники сразу притихли. Глаза у них как-то широко раскрылись, и они молча, затаив дыхание, смотрели на Александру. А учитель говорил:

— Не плачь! Если это неправда...

— Правда!.. Правда!.. — вскрикнула Александра. — Я украла!

И она зарыдала еще сильнее. В большой классной комнате шестьдесят школьников стояли молча, не шевелясь, а среди них, припав головой к столу, горько плакала маленькая белокурая девочка.

Долго она плакала, и все молчали, пока она немного успокоилась. Тогда учитель, подойдя к ней, спросил:

— И зачем же ты это сделала?

Она сидела молча, повесив голову. Учитель видел, что рассказать о том, почему она это сделала, ей так же трудно, как трудно было признаться. Но она преодолела себя. Несколько раз она начинала говорить, шевелила губами, но останавливалась. Наконец произнесла:

— Я есть хотела.

— Разве ты дома не ела?

— Не ела.

— Почему?

Она снова умолкла и... совсем неожиданно опять зарыдала.

— У нас... у нас... есть нечего... Отец ничего... не приносит из волости... все пропивает... Мы едим су... су... сухари уже вторую неделю.

И больше она ничего не могла сказать из-за слез. Давно пора было начинать урок. Учитель тихо взял Александру за руку и, сказав ей несколько ласковых слов, отвел в свою комнату, чтобы она успокоилась. Когда он вернулся в класс, десяток рук протянулись к нему, и в каждой руке была какая-то еда.

— Возьмите! Дайте ей! Пусть покушает!

Учитель взглянул на детей. Ребята чувствовали себя неловко, некоторые девочки плакали. Он забрал все, что дали дети, и понес Александре. Но она ничего не хотела есть и только плакала. Учитель, как мог, утешил ее, а сам пошел в класс и велел петь молитву перед началом учебы.

Когда запели молитву, он незаметно ввел в класс Александру.

* * *

После этого случая Александра долго еще стеснялась взглянуть учителю в глаза. Но ни он, ни школьники никогда не напомнили ей о происшедшем. Да и не нужно было напоминать. С того времени уже ничто не могло соблазнить ее. Девочки ее любят и часто дают ей что-нибудь поесть — что из дому приносят. Но она редко берет, хотя часто сидит на сухом хлебе. В этом году она сдаст последний экзамен и выйдет из школы умной, искренней и честной девочкой.

 

Борис Дмитриевич Гринченко родился 9 декабря 1863 г. на хуторе Ольховый Яр вблизи села Русские Тишки (теперь Харьковский район Харьковской области) в семье обедневших мелкопоместных дворян.

В 1874–1879 гг. учился в Харьковском реальном училище. За распространение народнических изданий был арестован. После освобождения оставил учебу и работал в казенной палате, занимался самообразованием. Спустя некоторое время сдал экзамены на звание народного учителя при Харьковском университете. В 1881–1893 гг. учительствовал в селах Харьковской, Сумской, Екатеринославской губерний совмещая эту работу с фольклорно-этнографической, культурологической, научной и лингвистической деятельностью. Под собственной фамилией или псевдонимом (П. Вартовый, Василий Чайченко, Б. Вильховский, Иван Перекотиполе) регулярно печатался в журналах и альманахах, издавал поэтические сборники. С 1894 г. работал в Черниговском губернском земстве, писал дилогию “Среди темной ночи” (1901) и “Под тихими ивами” (1902), публиковал пьесы, издавал этнографические научные исследования в 3-х томах.

В 1902 г. переехал в Киев, где вместе с женой Марией Загорной работал над составлением четырехтомного “Словаря украинского языка” (1907–1909). Эта выдающаяся работа была отмечена академической премией.

Умер 6 мая 1910 г. в г. Оскендалетти (Италия). Похоронен Б. Гринченко в Киеве на Байковом кладбище.

 
Поиск на сайте
Календарь
ukrline.com.ua Rambler's Top100 ya.ts ya.me Mu