Православные храмы

Богоявленский храм и храм иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радосте» (Корчеватое)

6 ноября 2011 года столичный приход в честь иконы Божьей Матери "Всех…

Храм равноапостольных Мефодия и Кирилла (на Позняках)

Первая Литургия отслужена на праздник Входа Господня в Иерусалим, 22…

Часовня преподобного Нестора Летописца (в школе «Співтворчість», на Троещине)

Частная средняя общеобразовательная школа «Співтворчість» I–III…
Публикации

“Христос — наша Пасха”

На вопросы читателей отвечает Блаженнейший Владимир, Митрополит Киевский и всея…

Чудеса Православної Церкви

Доказом того, що наша Церква є істинною, святою і православною, є те, що в…

Про необхiднiсть i користь посту

Свята Церква, наслідуючи приклад Господа і його апостолів, установила для нас у…

Борис Гринченко: Украла

YkralaЕдва войдя в класс, учитель заметил, что там происходит что-то неладное. Школьницы и школьники гурьбой окружили кого-то и громко спорили. Гул был неласковый, сердитый. Пока ничего нельзя было понять, но слышно было, что дети на кого-то сердились, кого-то упрекали.

Тут кто-то увидел учителя, и между детьми послышалось:

— Василий Дмитриевич пришел... Учитель пришел.

Дети притихли и повернулись к учителю. Учитель подошел и спросил:

— Что здесь происходит?

Все молчали, обступив одну парту. За партой сидела Александра.

Александра была школьницей первого года, дочерью сельского писаря-пьянчужки. Она сидела, низко склонив голову и потупив взор. Ее бледное, в веснушках лицо было белое как мел. Она ухватилась руками за стол, словно боялась, что ее будут тащить куда-то силой.

Учитель еще раз спросил:

— Что здесь у вас произошло?

Откликнулась Фроська, подруга Александры. Отец ее был в экономии приказчиком. Фроська была девочка сытая, хорошо кормленая — она всегда приносила из дому что-то съестное: пирожки, лепешки, коржики. Она плохо училась, но была очень веселая и не могла говорить без смеха. Она и теперь, усмехаясь, заговорила:

— Да вот Александра... — И Фроська рассмеялась, не договорив.

Учитель спросил:

— Что Александра?

— Украла у меня хлеб! — досказала Фроська и совсем расхохоталась, а ее глупые серо-синие глаза от смеха спрятались за сытыми щеками.

Это сообщение весьма поразило и удивило учителя. Такого в школе еще не было. Учитель знал, что некоторые дети еще дома, до того как начали ходить в школу, были кое в чем грешны, но в школе он пока ни за кем греха не замечал. На Александру он тоже никогда бы не мог подумать. Она была девочка робкая — по-видимому, запугал ее отец-пьяница.

Учитель взглянул на Александру и спросил:

— Александра, это правда?

Она молчала и сидела неподвижно, будто каменная. Учитель понял, что Фроська говорила правду. А Фроська тараторила без умолку:

— Она не первый раз ворует. Она несколько раз у меня таскала. Как только оставишь сумку с пирогами — сразу стащит. Но я все молчала. А сегодня уже... Вижу, схватила хлеб и побежала из школы во двор, спряталась за дерево и ест. Я подбежала к ней, а она испугалась. “Не говори, — просит, — учителю, я тебе рисунок дам...”

Учитель еще раз спросил:

— Александра, это правда?

Но и теперь Александра молчала и сидела неподвижно. Один старший школьник, не совсем умный и не очень жалостливый, закричал:

— Да чего ее спрашивать? Разве и так не видно, что правда. Вишь, чего выдумала, — воровать! Ее надо выгнать из школы!

Школьники зашумели:

— Надо! Надо!

Учитель сказал:

— Почему же?

— А потому, что она ворует, а вы или мы о ком-то другом будем думать плохо.

Другие говорили:

— Это ж ничего нельзя положить в школе, если воровать будут.

— А хорошо ли будет, если о школьниках станут говорить, что они воруют, — прибавляли третьи.

Учитель сказал:

— Вот что, девочки и мальчики. Вы уже готовы выгнать Александру из школы, а еще не знаете толком, в чем дело. А может, и не так все было? Давайте послушаем сначала, что скажет Александра.

Тот же школьник начал было снова:

— Да чего там слушать, разве и так не ясно?..

Но его тут же остановили:

— Ш-ш-ш! Василий Дмитриевич правду говорит. Нужно же знать, что она скажет.

Все повернулись к Александре, все взоры обратились к ней. Все ожидали ее слов. Но она и теперь сидела, словно окаменев. Она втянула голову в плечи и зажмурилась, будто ждала, что ее вот-вот ударят, хотя знала, что в школе не бьют.

Учитель спросил:

— Ну, Александра? Говори, — мы ждем.

Молчит. Учитель снова:

— Не думай, что все мы хотим наброситься на тебя. Нам только нужно знать правду. Может, все было не так, как говорят, да и я думаю, что не так.

Бледное лицо Александры сразу сделалось алым как маков цвет. Но она молчала. А учитель продолжал:

— Да, я думаю, что это неправда. Мне кажется, Фроська как-то ошиблась и ты не виновата.

Александра наклонила лицо к самому столу.

— Наверное, ты свой хлеб ела, ибо я никогда не поверю, что ты можешь украсть.

Громкое горькое рыдание разнеслось по школе. Это плакала Александра, припав головой к столу. Школьники сразу притихли. Глаза у них как-то широко раскрылись, и они молча, затаив дыхание, смотрели на Александру. А учитель говорил:

— Не плачь! Если это неправда...

— Правда!.. Правда!.. — вскрикнула Александра. — Я украла!

И она зарыдала еще сильнее. В большой классной комнате шестьдесят школьников стояли молча, не шевелясь, а среди них, припав головой к столу, горько плакала маленькая белокурая девочка.

Долго она плакала, и все молчали, пока она немного успокоилась. Тогда учитель, подойдя к ней, спросил:

— И зачем же ты это сделала?

Она сидела молча, повесив голову. Учитель видел, что рассказать о том, почему она это сделала, ей так же трудно, как трудно было признаться. Но она преодолела себя. Несколько раз она начинала говорить, шевелила губами, но останавливалась. Наконец произнесла:

— Я есть хотела.

— Разве ты дома не ела?

— Не ела.

— Почему?

Она снова умолкла и... совсем неожиданно опять зарыдала.

— У нас... у нас... есть нечего... Отец ничего... не приносит из волости... все пропивает... Мы едим су... су... сухари уже вторую неделю.

И больше она ничего не могла сказать из-за слез. Давно пора было начинать урок. Учитель тихо взял Александру за руку и, сказав ей несколько ласковых слов, отвел в свою комнату, чтобы она успокоилась. Когда он вернулся в класс, десяток рук протянулись к нему, и в каждой руке была какая-то еда.

— Возьмите! Дайте ей! Пусть покушает!

Учитель взглянул на детей. Ребята чувствовали себя неловко, некоторые девочки плакали. Он забрал все, что дали дети, и понес Александре. Но она ничего не хотела есть и только плакала. Учитель, как мог, утешил ее, а сам пошел в класс и велел петь молитву перед началом учебы.

Когда запели молитву, он незаметно ввел в класс Александру.

* * *

После этого случая Александра долго еще стеснялась взглянуть учителю в глаза. Но ни он, ни школьники никогда не напомнили ей о происшедшем. Да и не нужно было напоминать. С того времени уже ничто не могло соблазнить ее. Девочки ее любят и часто дают ей что-нибудь поесть — что из дому приносят. Но она редко берет, хотя часто сидит на сухом хлебе. В этом году она сдаст последний экзамен и выйдет из школы умной, искренней и честной девочкой.

 

Борис Дмитриевич Гринченко родился 9 декабря 1863 г. на хуторе Ольховый Яр вблизи села Русские Тишки (теперь Харьковский район Харьковской области) в семье обедневших мелкопоместных дворян.

В 1874–1879 гг. учился в Харьковском реальном училище. За распространение народнических изданий был арестован. После освобождения оставил учебу и работал в казенной палате, занимался самообразованием. Спустя некоторое время сдал экзамены на звание народного учителя при Харьковском университете. В 1881–1893 гг. учительствовал в селах Харьковской, Сумской, Екатеринославской губерний совмещая эту работу с фольклорно-этнографической, культурологической, научной и лингвистической деятельностью. Под собственной фамилией или псевдонимом (П. Вартовый, Василий Чайченко, Б. Вильховский, Иван Перекотиполе) регулярно печатался в журналах и альманахах, издавал поэтические сборники. С 1894 г. работал в Черниговском губернском земстве, писал дилогию “Среди темной ночи” (1901) и “Под тихими ивами” (1902), публиковал пьесы, издавал этнографические научные исследования в 3-х томах.

В 1902 г. переехал в Киев, где вместе с женой Марией Загорной работал над составлением четырехтомного “Словаря украинского языка” (1907–1909). Эта выдающаяся работа была отмечена академической премией.

Умер 6 мая 1910 г. в г. Оскендалетти (Италия). Похоронен Б. Гринченко в Киеве на Байковом кладбище.

 
Поиск на сайте
Календарь
ukrline.com.ua Rambler's Top100 ya.ts ya.me Mu