Православные храмы

Храм мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии (при «Детской академии развития»)

Первый в столице «детский» храм находится в «Детской академии…

Храм праведного Лазаря Четверодневного (на Совском кладбище)

Храм праведного Лазаря Четверодневного на Совком кладбище был заложен…

Храм святителя Николая Мирликийского (на Троещине)

Строительство начато летом 2008 г., первая Литургия была отслужена…
Публикации

Для чого потрібна Церква?

Одним з найважливіших розділів православної догматики і богослів’я є вчення про…

“Бог поругаем не бывает...”

В мае 2006 г. с демонстрации на Каннском кинофестивале фактически начался…

“Дева днесь Пресущественнаго раждает...”

На вопросы читателей отвечает Блаженнейший Владимир, Митрополит Киевский и всея…

Архиепископа Ермоген (Голубев). Сраженный, но непобежденный

ermogen_golubev_v_jivorodcahНачало

7 апреля исполнилось 30 лет со дня кончины архиепископа Ермогена (Голубева). С юных лет его жизнь стала подвигом исповедничества, ярким примером свидетельства Христовой веры в период богоборческого режима.


“Господи, я недостоин служить Тебе!”

До 1941 г. архимандрит Ермоген жил на Кавказе, в г. Шуше, затем в Степанакерте, в июне 1941 г. переехал в Астрахань, где в начале 1945 г. был назначен настоятелем Спасо-Преображенской церкви города Трусово, недалеко от Астрахани. 4 марта 1945 г., после четырнадцати лет вынужденного перерыва в церковном служении, он совершил свою первую Литургию. Через три месяца был назначен настоятелем Покровского собора г. Астрахани и одновременно благочинным церквей города.

Шел июнь 1945 г., только что закончилась война, хозяйство было истощено войной, поэтому во многих городах люди терпели голод, в том числе и в Астрахани. От голода у о. Ермогена отекли и распухли ноги, и он не мог натянуть обувь, чтобы выйти, и просто лежал в своем маленьком домике.

1 марта 1948 г. архимандрит Ермоген переехал в Троице-Сергиеву Лавру. Однако в Лавре ему прописаться не удалось. Поэтому когда архимандрита Гурия (Егорова) — первого в послевоенные годы наместника Лавры — поставили епископом Ташкентским и Среднеазиатским, о. Ермоген уехал с ним.

В сентябре 1948 г. он был назначен настоятелем Покровского собора г. Самарканда.

27 февраля 1953 г. в Московской Патриархии состоялось наречение архимандрита Ермогена (Голубева) во епископа Ташкентского и Среднеазиатского. Чин наречения совершили Святейший Патриарх Московский Алексий (Симанский), митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич), архиепископ Можайский Макарий (Даев). В своей речи при наречении архимандрит Ермоген сказал: “Я не собирался быть епископом. Но по мере того, как приближался этот предназначенный от Господа для меня день, мысль о епископстве помимо моей воли стала проникать в мое сердце. И под ее влиянием в ночной тишине моему мысленному взору стали представляться невозделанные церковные нивы, и я видел незасеянные церковные поля. И я понимал, что это оттого, что не хватает делателей на ниве Господней. И грустно и тяжело становилось мне на душе.

И когда в таком состоянии духа до слуха моего сердца доносились слова, которые некогда слышал пророк Божий Исаия: “Кого послать?” — я в священном порыве готов был уже воскликнуть: “Господи, пошли меня!” Но, как бы испугавшись еще не произнесенных слов, я спешил говорить: “Нет, Господи, я недостоин, чтобы служить Тебе!”.

И вот эти два настроения: с одной стороны — пламенная ревность о деле Божием, с другой — глубокое, пронизывающее все мое существо, сознание своего недостоинства — будут руководящими в предстоящем мне святительском служении”.

 

“Собор-дворец”

В Ташкенте первым делом владыка решил перестроить храм. О постройке нового не могло быть и речи, поэтому решено было возводить стены вокруг старого здания. Удалось получить разрешение властей на реконструкцию собора. Понимая, какая ответственность ложится на него, епископ Ермоген очень тщательно готовил всю документацию, касающуюся строительства. Все документы он фотографировал и копии оставлял у себя. Очень внимательно подбирал рабочих, лично разговаривал с каждым, и те приступали к работе только после его благословения.

Через 2 года и 4 месяца после начала работ новый большой храм был торжественно освящен. Новое здание поразило всех красотою и изяществом: высокие стройные колонны снаружи, величественный купол с сияющим крестом вверху, внутри все облицовано мрамором, на стенах — яркие светильники, над солеей — удивительной красоты паникадило, изготовленное по специальному заказу на Московском заводе им. Лихачева, искусно сделанные решетки на хорах, клиросах, вокруг архиерейской кафедры. Замечательная роспись дополняла радостный восторг всех собравшихся на освящение, среди которых были не только православные, но и узбеки-мусульмане. Последние, рассматривая окружающую их красоту, восхищались храмом и называли его “собор-дворец”.

Постройка ташкентского кафедрального собора была крупнейшим строительством в Русской Православной Церкви за истекшие 50 лет советской власти. Появление этого храма многими верующими расценивалось как чудо, как великая Божия милость к православному народу Ташкента. Это подтвердилось тем, что через несколько лет Господь снова явил над этим храмом чудесное знамение. Когда в Ташкенте случилось землетрясение, почти все здания были повреждены, некоторые полностью или частично разрушены. Успенский же собор остался совершенно целым!

Основная забота епископа Ермогена была о храмах Божиих. Всю энергию, все силы души прилагал он к тому, чтобы воспрепятствовать закрытию православных храмов. И Господь благословил труды его: на его совести не было ни одной закрытой церкви, более того, всюду в епархии обновлялись старые храмы и воздвигались новые здания для молитвенных собраний. Новые храмы появлялись в городах и селах и свидетельствовали, что вера православная в народе не умирает. Регулярно объезжал владыка приходы своей обширной епархии, включавшей в себя верующих Узбекистана, Туркменистана, Киргизии, Таджикистана. Везде интересовался жизнью прихожан, помогал и словом, и делом, укреплял, поддерживал, призывал священнослужителей к активному труду. Дважды владыка Ермоген временно управлял также приходами Алма-Атинской епархии: с ноября 1955 г. по 31 мая 1956 г. и с 20 февраля по 28 августа 1958 г. Одновременно с освобождением от временного управления Алма-Атинской епархией он был возведен в сан архиепископа.

 

“Надо пережить! Надо побороться!”

После освящения кафедрального собора владыка служил в Ташкенте еще два года, пока власти не добились его увольнения на покой за сопротивление закрытию храмов. Священный Синод был вынужден освободить его от управления епархией и предоставить ему “отпуск”.

Сначала местом пребывания архиепископа Ермогена на покое был определен Свято-Успенский Одесский монастырь.

Здесь, удаленный от паствы, но не удаленный от жизни Православия, он продолжал свою деятельность. Его часто посещали священники, простые миряне. Владыка всегда внимательно выслушивал их и старался каждого утешить, подбодрить и укрепить: “Надо пережить! Надо побороться!”, — говорил он, поддерживая изнемогающих. Будучи человеком великого мужества, он не боялся говорить и писать о фактах преследования православных даже сильным мира сего. Об этом свидетельствуют его письма главе государства Н. С. Хрущеву, а также председателю Совета по делам РПЦ при Совмине В. А. Куроедову.

Естественно, что после таких писем владыку должны были ожидать еще большие преследования. Однако, по неисповедимым судьбам Божиим, случилось обратное — в июне 1962 г. ему предоставили кафедру в Омске.

Управление Омской епархией было непродолжительным: в мае следующего года владыка Ермоген был назначен архиепископом Калужским и Боровским и 14 июня 1963 г. он прибыл в Калугу.

Поскольку священник тогда не мог служить без регистрации, которую выдавал уполномоченный, последние пользовались этим как средством давления на архиереев, которым оставалось только подписывать указы о назначении священников на приходы. При первой же встрече с уполномоченным по Калужской области Ф. П. Рябовым владыка Ермоген сказал, что с таким положением дел он не согласится. Назначать священников он будет сам, потому что это его долг как архиерея. Другое дело, что с уполномоченным он будет согласовывать кандидатуры, но и в этом случае священник не пойдет на приход лишь при наличии за ним какого-либо проступка, за который он может быть наказан органами государственной власти. Конечно же, у владыки сразу возник конфликт с властями: в Совет по делам РПЦ и в Синод потоком пошли письма — жалобы на владыку.

Ситуация усугубилась, и владыка вынужден был просить переместить его на другую кафедру. Но так как вакансий не оказалось, Священный Синод определил отправить его на покой, а местом жительства назначить Успенский Жировицкий монастырь, где он прожил двенадцать с половиной лет.

Внешние условия, в которых жил владыка в Жировицком монастыре, были чрезвычайно просты. Он не имел пристрастия к вещам и довольствовался только самым необходимым. В последние годы жил он в довольно стесненных условиях. Келия его была перегорожена шкафами и ширмой на две половины, одна из которых — кабинет, другая — спальня.

Все, кто хоть раз видел владыку Ермогена, отмечали необычайное благородство, величественность и красоту его вида.

Как-то проходивший мимо военный остановился возле келейницы владыки и тихо говорит, указывая на владыку: “Какой приятный человек! Вы только посмотрите, какой у него вид, какое выражение лица! Это необыкновенный человек!”...

На состояние здоровья владыка никогда не жаловался, хотя с детства был слабым и болезненным. Будучи настоятелем Киево-Печерской Лавры, болел малярией. Однако Господь всегда укреплял его: не было случая, чтобы приступ болезни случился с ним во время совершения Божественной службы, хотя иногда он, обессиленный, падал на пол в храме сразу же после Литургии, и братия выносили его на руках. Несмотря на слабое здоровье, Господь даровал владыке прожить долгую жизнь. Он перешагнул второй предел дней человека на земле, по Псалмопевцу: “Дние лет наших, в нихже седмьдесят лет, аще же в силах, осмьдесят лет” (Пс. 89: 10).

Владыка Ермоген всегда старался пребывать в молитве, стремился сохранять в душе постоянное чувство благоговейного предстояния пред Богом. И это внутреннее настроение накладывало отпечаток и на его внешнее поведение: его никогда не видели смеющимся, он никогда не говорил лишних слов, избегал шуток.

Владыка Ермоген любил точность: служба должна начинаться строго в свое время. Сам на богослужение никогда не опаздывал; если присутствовал за вечерней, всегда приходил к началу чтения 9-го часа, выстаивал всю службу полностью и только иногда из-за немощи позволял себе уйти из храма, не дослушав 1-го часа. Если же вечерню вычитывал в келии, не отвлекался и не прерывал молитвы, даже если в это время просили о приеме приехавшие издалека духовные чада.

Особое внимание уделял он молитве об умерших. Панихида, например, продолжалась у него в келии около двух часов, любил он ходить на кладбище, а когда приезжал в родной Киев, то нигде, казалось, кроме монастырей, храмов и кладбища, где находились могилки родственников, не бывал.

Владыка был человеком разносторонне образованным, очень много читал, интересовался классической литературой, знал и любил стихи русских поэтов. Занимался вопросами гражданского права и путем самообразования усвоил такие познания, что многие считали его юристом по специальности. Выписывал газеты и просматривал их, читал даже германскую “Нойес цайтунг”, так как хорошо знал немецкий язык. А поздравляя знакомых с праздниками, всегда подписывал открытки сам.

Знавшие владыку Ермогена отмечали в нем необычайную корректность и удивительную доброту к окружающим. Будучи на покое в Жировицком монастыре, он ни разу не позволил себе вмешаться каким-либо образом в монастырские дела, никогда не стремился учить ни наместника, ни кого-либо из братии, что и как надо делать. Если его о чем-то спросят — ответит, посоветует, подскажет, сам же никогда не станет навязывать свою точку зрения.

В молодости и даже еще во время служения в Самарканде он был очень строгим архимандритом, но с годами, возможно, вследствие больших душевных потрясений и испытаний, выпавших на его долю, эта строгость характера стала сменяться мягкостью и деликатностью.

 

Молитвенная помощь

Мария Гоголева (впоследствии монахиня) ехала поездом в Ташкент к тете, и дорогой у нее украли кошелек с деньгами. Родные ее жили очень бедно, поэтому Мария им ничего о пропаже не сказала. Расстроенная, пошла она в один из праздничных дней в храм. Служил владыка Ермоген. После богослужения, как обычно, владыка всех лично благословлял, и все по одному подходили к нему. Мария заметила, что некоторым владыка вручал конверты. Когда подошла она, Владыка взял конверт и подал ей. А она видела его первый раз, и он, естественно, ее не знал. “Владыка! — сказала она смущенно. — Вы ошиблись, это не мне!” Тогда он взял второй конверт и добавил к первому. Дома она увидела в конвертах деньги — ровно столько, сколько у нее украли в поезде.

Келейница владыки Антонина Адреевна Какурина рассказывала о следующих фактах: “Пассажирский поезд, следовавший в Ташкент, сошел с рельсов. Четыре вагона полностью разбились, было очень много жертв. В этом поезде ехала и моя родная сестра Катя. Конечно, я очень волновалась и переживала за нее. Решила подойти к владыке: “Владыка, помолитесь, пожалуйста!” На следующий день он встречает меня радостный, приветствует и как бы между прочим говорит: “Ну вот, Тонюшка! Завтра тебе придет телеграмма: с Катериной все в порядке, жива, здорова, не волнуйся!” И назавтра, действительно, приносят мне телеграмму. Каково же было мое удивление, когда текст ее оказался слово в слово таким, как сказал мне владыка!”

Личный врач владыки Ермогена Наталья Васильевна Ковалева также свидетельствовала о молитвенной помощи владыки: “Однажды я сделала прививку против дифтерии шестилетнему Саше Метельскому. Прибегает вечером встревоженная бабушка (он у нее воспитывался) и говорит, что Саша весь горит. Пришла и вижу, что ребенок в тяжелом состоянии, температура почти 40, а в области ягодицы (место укола) — неимоверный отек Квинке. Я принимаю соответствующие меры, однако состояние не улучшается сутки, вторые. Переживаю, не сплю совсем. Прихожу к владыке, рассказываю, не удерживаюсь, плачу. Владыка выслушал меня внимательно, положил мне руки на голову и убедительно так сказал: “Идите, Наталья Васильевна, спите спокойно. Мальчик выздоровеет, не волнуйтесь”. Мне стало так легко, впервые я спокойно заснула. И действительно, совершилось чудо! Наутро прихожу, а Саша ходит по комнате, состояние нормальное, отека как не бывало!”

Женщина, проживавшая в Одессе, рассказывала, что весной 1978 г. она болела. На праздник Благовещения пошла в храм и там услышала голос, обращенный к ней: “Отслужи панихиду по архиепископу Ермогену”. И хотя она не знала, что именно в этот день в Жировичах почил владыка Ермоген, но отслужила панихиду. И после этого вдруг почувствовала, что исцелилась от своей болезни.

И после смерти владыки на его могилке в Киеве совершалось множество чудесных исцелений. Например, у маленькой девочки от рождения была травма. Ее мать несколько раз приносила ребенка на кладбище, клала на могилку и со слезами просила владыку о помощи. Девочка исцелилась.

 

“Срок мой уже прошел”

В середине 1970-х гг. владыка Ермоген начал хлопотать о том, чтобы переехать из Жировичей в Киев. Наконец, летом 1977 г. ему удалось прописаться в г. Бровары недалеко от Киева, но вернуться в Киев так и не получилось. С началом 1978 г. усилилась немощь владыки. Все реже он мог ходить в храм. 6 апреля вечером, под Благовещение, владыка Ермоген из-за слабости не пошел в храм, а праздничную всенощную вместе с акафистом Божией Матери вычитал у себя в келии. После этого почувствовал сильную одышку. Вызвать скорую помощь владыка отказался. “Срок мой уже прошел”, — сказал владыка Наталье Васильевне.

“Я рад, — говорил он на своем смертном одре, — что отхожу к Богу в день, в который почил Святейший Патриарх Тихон!” Часа через два состояние владыки опять ухудшилось, начался приступ сердечной астмы, резко усилилась одышка, без четверти 7 часов утра он почил.

Еще задолго до кончины владыка приготовил себе место на Преображенском кладбище на окраине Киева и просил похоронить его там, рядом с могилками братии Киево-Печерской Лавры. Во исполнение этого завещания гроб с телом был перевезен из Жировичей в Киев. Даже после смерти архиепископ Ермоген был страшен властям, и они дали указание похоронить его как можно незаметнее, не совершать никаких заупокойных служб, запретили вносить гроб в храмы, все киевское духовенство получило приказание не участвовать в похоронах. Во вторник 11 апреля тело почившего архипастыря после великой панихиды и чина прощания было предано земле.

По свидетельству очевидцев, принимавших участие в погребении владыки, даже на пятые сутки тело не имело никаких признаков тления, наоборот, от него исходило тонкое благоухание.

Незадолго до кончины, 2 марта 1978 г., ко дню своего тезоименитства владыка получил от иноков Троице-Сергиевой Лавры икону Спасителя в терновом венце, на обратной стороне которой была такая надпись: “Удаленному от паствы, но близкому ко Христу, сраженному и сосланному, но непобежденному и не забытому, настоящему святителю наших дней, подражателю славных дел святого патриарха-священномученика — владыке Ермогену от благодарного иночества обители прп. Сергия в знак высокой признательности к Вашему боголюбию и ежедневному подвигу”.

Игумен Иоасаф (Морза), ректор Минской духовной академии и семинарии

“Лаврский альманах”. 2002. Вып. 7

 

 
Поиск на сайте
Календарь
ukrline.com.ua Rambler's Top100 ya.ts ya.me Mu