7 апреля исполнится 30 лет со дня кончины архиепископа Ермогена (Голубева). С юных лет его жизнь стала подвигом исповедничества, ярким примером свидетельства Христовой веры в период богоборческого режима.

“Умница ты наш!”

Архиепископ Ермоген (в миру Алексей Степанович Голубев) родился 16 марта 1896 г. в Киеве в семье профессора Киевской духовной академии. Из девяти детей Алексей был пятым.

Вспоминая свое детство, Владыка Ермоген говорил, что помнил себя с трехлетнего возраста. Уже тогда мама называла его Алексеем Степановичем. А отец часто брал его на руки и ласкал, приговаривая: “Умница ты наш!” Когда в семье появился шестой ребенок — младший брат Алеши Александр, то отец, усадив Алешу на колени, сказал: “Ну вот, теперь уже не ты умница, теперь у нас есть другой умница!”. После этих слов, — вспоминал Владыка с улыбкой, — я проплакал целых три дня.

Вместе со способностью к наукам от родителей Алексей унаследовал и теплую живую веру в Бога. В 13-летнем возрасте, желая удалиться от житейской суеты, он перешел жить в комнату на чердаке и с этого времени отказался от мяса. В гимназические годы Алексей много читал из святых отцов. Самыми любимыми были для него сочинения святителя Кирилла Александрийского. Мечтая о монашестве, Алексей хотел быть пострижен с именем этого святого.

Юноша часто посещал Киево-Печерскую Лавру и любил ее богослужения. Его духовником стал подвизавшийся в то время в Голосеевской пустыни Лавры иеромонах Алексий (Шепелев), почивший в 1917 г. и в 1993 г. канонизированный Украинской Православной Церковью.

“Мне понравились его глаза!”

В 1915 г. Алексей Голубев закончил гимназию с серебряной медалью. Перед 19-летним молодым человеком не стоял вопрос о выборе дальнейшего жизненного пути. Он был решен уже давно. Однако его отец был против монашества. Наверное, это и явилось причиной того, что Алексей оставил родной Киев и уехал в Москву, чтобы продолжить образование в Духовной академии.

В первые годы революции Алексей Голубев приехал в Киев навестить родных. Вдруг на улице его схватывают красноармейцы, и ему тут же выносится приговор: “Расстрелять!”, т. к. Алексей был в шинели брата-офицера царской армии.

Его поставили к стене, солдаты вскинули ружья... Вдруг раздался голос их командира: “Стойте! Я отпускаю его. Мне понравились его глаза!”.

Весной 1919 г. Алексей Голубев заканчивает Московскую духовную академию со степенью кандидата богословия и постригается в монашество с именем Ермоген, в честь патриарха-священномученика.

По прошествии года, уже в сане иеродиакона о. Ермоген просит перевести его в Киев, после чего его определяют в число братии Киево-Печерской Лавры, где первым местом его послушания стала библиотека.

Благодаря своей учености, а также духовным дарованиям, иеромонах Ермоген снискал к себе любовь и уважение всей братии Лавры. Особенно все ценили его за характер подвижника-аскета, благоговейное совершение богослужений и доброту ко всем. Поэтому с января 1922 г., всего лишь 26 лет от роду, о. Ермоген становится членом Духовного Собора Киево-Печерской Лавры, а в июле 1922 г. назначается Киевским епархиальном миссионером. Объезжая уцелевшие приходы, он ревностно проповедует.

В это время безбожные власти, видя, что прямыми гонениями уничтожить Православную Церковь не удается, стремятся изнутри подорвать ее единство и начинают поддерживать возникшие в церковной среде движения обновленцев и живоцерковников. В феврале 1923 г. власти заключают в Харькове под арест Патриаршего экзарха Украины митрополита Михаила (Ермакова), а вслед за ним — и его викариев: епископов Василия (Богдашевского), Димитрия (Вербицкого), Назария (Блинова) и Алексия (Готовцева). Одновременно с последними был арестован и отправлен в ссылку архимандрит Ермоген (Голубев).

Во главе Лавры

В декабре 1924 г. архимандрит Ермоген возвращается из ссылки в Киев. Вскоре после этого территорию Лавры власти отдают обновленцам. Из многочисленной братии только шесть человек признали обновленческое управление митрополита Иннокентия (Пустынского). Все остальные не посещали лаврские храмы, занятые раскольниками, и совершали богослужения в нескольких других местах: в Ольгинской церкви на Печерске, недалеко от Лавры, а также в Китаевской, Голосеевской, Преображенской пустынях. По возвращении о. Ермоген продолжает миссионерскую деятельность. Жил он в это время в Китаевской пустыни, где занимал одну из комнат небольшого домика, в другой половине которого подвизался в затворе известный старец — схиархиепископ Антоний (Абашидзе).

В том же 1924 г. Киево-Печерский монастырь, ввиду сложившихся обстоятельств, получил права ставропигии. Настоятеля избирала себе братия, а утверждался он высшей церковной властью — патриархом или его местоблюстителем. Настоятель Лавры, архимандрит, при совершении службы имел особые привилегии: носил панагию, облачался в архиерейскую мантию, стоял на орлеце, благословлял дикирием и трикирием, на Великом входе принимал Святые Дары в Царских вратах.

Избранный настоятелем архимандрит Климент через некоторое время был арестован и отправлен в ссылку. Оттуда он обратился к Духовному Собору Лавры с письмом, в котором, учитывая невозможность для себя управлять братией, просил избрать другого настоятеля. Отцы Собора выдвинули кандидатуру архимандрита Ермогена и написали об этом о. Клименту. Доставить письмо поручили самому о. Ермогену, который ни слухом, ни духом не знал ни о решении Собора, ни о содержании письма. В сопровождении двух монахов он отправился к месту ссылки своего настоятеля. Прочитав привезенное письмо, о. Климент написал Духовному Собору ответ, что он с радостью принимает и одобряет его решение. С этим ответом о. Ермоген и вернулся в Киев. Он и не подозревал, что исполненное им поручение напрямую касалось его самого и что архимандрит Климент принимал его как будущего настоятеля Лавры.

В течение четырех с лишним лет архимандрит Ермоген мудро управлял Лаврой. И в том, что она, несмотря ни на какие усилия властей закрыть ее, все же жила и действовала, главная заслуга именно о. Ермогена. По воспоминаниям близко знавших его в то время, он был энергичный, любознательный, очень подвижный, горячий, порой даже невоздержанный в чувствах (позже владыка Ермоген вспоминал, что избавиться от невоздержанности и вспыльчивости ему стоило больших трудов).

“Отец архимандрит! Проснитесь!”

27 января 1931 г. была закрыта Киево-Печерская Лавра, а ее настоятель архимандрит Ермоген был арестован и без суда и следствия приговорен органами ГПУ к расстрелу. Потом расстрел заменили десятью годами каторжных работ. Один год он провел в камере-одиночке. Обычно заключенные в одиночку или быстро умирали, или сходили с ума. Отец Ермоген вынес это испытание. Позже он рассказывал, что в его камере было небольшое окошечко, через которое был виден кусочек неба. И вот однажды он случайно взглянул в это окошко и в отражении стекла увидел, что стал совсем седым.

Когда о. Ермоген вышел из камеры-одиночки, Господь снова явил ему Свою милость: из-за слабости физических сил его освободили от тяжелых работ. “Помогла” и седина волос: врачи, выписывавшие справку о его нетрудоспособности, прибавили к возрасту его лет двадцать.

По пересмотру дел срок ссылки отцу Ермогену сократили до восьми лет. Когда он выходил на свободу, начальник тюрьмы посоветовал ему не возвращаться в Киев, где его опять неизбежно ожидал бы арест, а поехать и устроиться где-нибудь на юге. Этому доброму совету и последовал о. Ермоген.

Возвращаясь из ссылки, а это было в конце зимы 1939 г., о. Ермоген обморозил ноги. В одной из деревень кое-как добрался он до колхозной гостиницы. Вошел — а она полностью набита людьми, так что остановиться и отдохнуть было совершенно негде. Обессиленный, он нашел себе место под лестницей, мало-мальски устроился и сразу же уснул. Проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо и звал: “Отец архимандрит! Проснитесь!”.

Оказалось, что начальствующим в гостинице был один из лаврских монахов. Он отвел о. Ермогена в комнату, помог отогреться. Чтобы снять примерзшие к ногам валенки, пришлось разрезать голенища. Немного отдохнув и окрепнув в этой гостинице, о. Ермоген отправился далее.

Игумен Иоасаф (Морза), ректор Минской духовной академии и семинарии

“Лаврский альманах”. 2002. Вып. 7.

Продолжение