Православные храмы

Никольский храм (Киевский следственный изолятор)

Киевский следственный изолятор - изначально, в XVIII веке - Киевская…

Храм святителя Николая Мирликийского бывшего Иорданского монастыря (на Куреневке)

Во времена древней Руси здесь существовал монастырь, а каменный храм…

Храм иконы Божией Матери «Неопалимая Купина»

Храм размещается в приспособленном помещении. Ведется строительство…
Публикации

Алексей Хомяков. 200-летие со дня рождения выдающегося русского писателя, философа и общественного деятеля

Алексей Степанович Хомяков относился к тому очень редкому типу людей, которые…

“Не собирайте себе сокровищ на земле...” Преподобный Досифей Благоговейный

Преподобный Досифей (в миру Димитрий Колченков) родился в с. Снагости Курской…

Время празднования Пасхи

Праздник Пасхи установлен в ветхозаветной Церкви в память избавления народа…

Боевое Крещение

mon_AdrianaПравославная Церковь прославляет жен-мироносиц — женщин, которые в самые страшные минуты жизни Иисуса Христа не оставили Его, не разбежались, как большинство учеников, но, сколько хватало духовных и телесных сил, сострадали Спасителю. В их лице мы чтим и всех женщин-христианок, чьими примерами самоотверженности ради Бога и ближних, мудрости и милосердия полна жизнь Церкви.

Рассказ монахини Адрианы (Малышевой), насельницы подворья Пюхтицкого монастыря в Москве, о ее первом боевом задании в годы Великой Отечественной войны. Матушка Адриана — москвичка из интеллигентной семьи, войну она начала добровольцем, а закончила в звании майора разведки.

 Когда война началась, я как раз школу окончила и успела поступить в институт. Мы тогда очень много слышали о героях и мечтали, чтобы нам когда-то тоже пришлось совершить подвиг. И я начала бегать по всем военкоматам, чтобы пойти на фронт, но отовсюду меня гнали: “Иди учись! Обойдемся без тебя…”

И вот проходит июль, август… Войска наши отступают, к сентябрю немцы уже были на границе Московской области, а в середине октября стояли буквально у Химок.

16 октября был призыв: “Все на защиту Москвы!” Наше ополчение называлось громко: “Третья московская коммунистическая дивизия”. Приходили буквально семьями: профессора, студенты, школьники… Когда я пришла, мне дали направление в эту дивизию. Там было написано “медсестра”, но командир спросил: “У меня медсестер много. А как насчет разведки?” Я ответила: “С удовольствием, конечно”.

Он меня повел по коридору, открыл дверь, а там на полу матрасы, и сидят такие же девчонки, примерно как я, — шесть любопытных пар глаз в меня впились. И он говорит такую фразу: “Ну вот, Наташа (так меня звали), это теперь твоя семья, до самого конца войны. Но запомни раз и навсегда: у нас такой закон — в разведке друга не бросают. И даже труп товарища своего нельзя оставлять на поругание врагу. Вот с таким законом если согласна — милости просим”. И ушел.

Распределили нас по группам, дали месяц на подготовку. Через некоторое время нас всех выстроили, и командир сказал: “Теперь самое серьезное задание из всех, что были раньше. Желающие есть?” Взвод — сорок человек, и все сделали шаг вперед. Он улыбнулся и пошел выбирать: “Ты выходи, ты”. И меня вызвал. — “Быстренько. 10 минут на переодевание”. Посадили в грузовичок, крытый брезентом. И поехали. Куда — не знаем. Привезли нас на Ленинградско-Волоколамское направление — самое на тот момент сложное под Москвой.

Уже дело к вечеру, темнеет, снег идет. Командир вызвал двоих ребят и говорит: “Вот река. Через нее надо проползти. Там железная дорога. Вот там, говорят, есть немецкие дзоты. Все узнать”. И они двое ушли. Вдруг слышим — стрельба где-то на опушке леса. И приходит только один из двоих, раненый, и говорит, что Саша, который был с ним, очень сильно ранен в ногу. “Я его, — говорит, — в укрытие опустил, я все равно бы его не дотащил, сам еле добрался…”

И когда он сказал, что его там оставил, раненого, я вспомнила слова: “Товарища не бросать!” Говорю: “Как же так, что, мы его бросим?!” И бегом — по следам, которые они оставили, я быстро нашла этого Сашку.

Взяла свой ремень, его ремень, связала их вместе. “Ты, — говорю, — только руками мне помогай, отталкивайся. Иначе не дотащу, не смогу”.

Примерно до половины реки я его тащила. Но когда наши увидели, что мы ползем, они кинулись навстречу, вытащили нас уже на последнем издыхании.

Стали ждать, когда машина за нами придет. Смотрим — какая-то избушка. Зашли, в погреб спустились. Но вдруг — рев на улице, тревога, к нам залетают какие-то солдаты: “Прорыв немцев. Немцы идут на нас!” Мы говорим: “Да мы не ваши”. — “Какие там ваши-наши! Все отсюда быстро!...”

Пришли на сельскую площадь, где была выстроена вся эта часть, а посредине стояли несколько командиров. И один, главный, наверное, идет в нашу сторону. Дойдя до меня, спросил:

— Санитарка?

— Нет, я доброволец.

Он рассмеялся: “Почему санитарка не может быть добровольцем?”

Взял меня за плечи, посредине поставил и говорит: “Ну вот, видите, девушка вместе с вами пришла, и на этих рубежах будет с вами до конца. Если кому не стыдно, можете прятаться, а она будет с нами…”

Заняли мы рубежи эти. А что за рубежи — окопы неглубокие. Слышим — рядом бой, танки слева отходят. Я тут в душе перекрестилась, конечно. Мама у меня очень верующая была. Я сама в то время в церковь не ходила, но в душе все равно верила… Когда маленькая была, мы с мамой все ходили в Страстной монастырь, пока его не сломали. И там было удивительное распятие: деревянная скульптура распятого Христа в натуральный человеческий рост. Монахини маме говорят: “Пусть девочка у нас ночует, чтобы ей не мучиться, не ждать, мы ее в 7 утра причастим”. И мама так несколько раз меня оставляла. Так вот Спаситель вошел в мою жизнь, и где бы я ни была, что бы ни делала, я все время Его чувствовала и вспоминала…

Ну вот я и думаю: “Господи, это конец…” А танки стреляют, до нас уже немножко осталось — 100–150 метров… Ну все — мы голые, бери хоть руками… И вдруг, представляете, эта колонна разворачивается и уходит. Оказывается, их потрепали, побили хорошо — та самая дивизия, где были 28 панфиловцев… И немцы решили отступить… А, может, и не заметили нас. Развернулись и ушли на север.

Это было мое первое боевое крещение. Позже медаль мне дали за это дело.

Когда говорят, что война — это один ужас, я совсем другое вспоминаю. Был и ужас, но, кроме этого, был такой необыкновенный моральный подъем, очищение душ, самое настоящее. Иначе бы не шли друг за друга спокойно умирать. Это от Бога, видно, было. Трудно сказать, кто там молился, кто не молился, но что у всех благородное христианское начало как-то усилилось, это было очевидно.

 Подготовила Анна Ефимова

 
Поиск на сайте
Календарь
ukrline.com.ua Rambler's Top100 ya.ts ya.me Mu