Святая ночь

Это было в Рождественский сочельник. Все, кроме бабушки и меня, уехали в церковь, ко всенощной. Наверное, только мы вдвоем и остались во всем доме. Нас не взяли, потому что одна была слишком стара, а другая слишком мала, чтобы ехать. Было грустно, что не придется услышать Рождественские песнопения и увидеть сияния свечей. И бабушка, чтобы развеять нашу грусть, принялась рассказывать.

“Однажды темной ночью, — начала она, — один человек отправился на поиски огня. Он ходил от одного дома к другому, стучался и говорил:

— Люди добрые, помогите мне. Жена моя только что родила ребенка. Мне нужны горячие угли, чтобы развести костер и обогреть младенца и его мать.

Но дело было ночью, все спали и никто не откликался на его просьбу.

Человек все шел и шел. Наконец он заметил вдали огонек. Он направился в ту сторону и увидел костер в поле. Вокруг костра расположилось стадо белых овец. Овцы спали, их сторожил старый пастух.

Человек, который хотел добыть огня, подошел ближе. И тут три огромные собаки, лежавшие у ног пастуха, вскочили, заслышав чужие шаги, и грозно раскрыли свои широкие пасти, собираясь залаять, но ни один звук не нарушил ночной тишины. Человек видел, как шерсть у собак на спине встала дыбом, как сверкнули в темноте их острые белые клыки и как ринулись они к нему. Одна из собак схватила его за ногу, другая за руку, а третья впилась было в горло. Но челюсти и зубы им не повиновались, собаки не смогли причинить никакого вреда человеку.

Пришелец направился к костру, чтобы взять огня, но овцы лежали вокруг него так тесно, что пробраться между ними было невозможно. Тогда человек пошел к огню прямо по их спинам, и ни одна овца не проснулась и даже не шевельнулась”.

До сих пор я слушала бабушкин рассказ не перебивая, но тут не удержалась.

— Почему же овцы не проснулись? Ведь обычно они так пугливы, — удивилась я.

— Подожди немного, узнаешь, — сказала бабушка и стала рассказывать дальше.

“Когда человек подходил к костру, его заметил пастух. Это был угрюмый старик, неприветливо и подозрительно относившийся ко всем. Завидев чужого, пастух схватил свой длинный заостренный посох, которым сгонял стадо, и с силой бросил его в незнакомца. Посох, со свистом рассекая воздух, полетел прямо к пришельцу, но неожиданно отклонился и, пролетев мимо, упал в поле”.

В этом месте я снова прервала бабушкин рассказ.

— Почему же посох не ударил человека?

Но бабушка ничего не ответила мне и продолжила.

“Человек подошел к пастуху и сказал:

— Друг мой, помоги мне, позволь взять немного огня. Жена моя только что родила ребенка, и нужно развести огонь, чтобы согреть младенца и его мать.

Пастух охотнее всего отказал бы незнакомцу, однако его смутило то, что собаки не причинили вреда пришельцу, овцы не разбежались, а посох не повиновался хозяину. Старику стало как-то не по себе, и он не осмелился отказать человеку в его просьбе.

— Возьми, сколько надо, — проговорил пастух. Но костер уже почти догорел, и в нем не осталось ни поленьев, ни сучьев, только куча раскаленных углей, а у незнакомца не было ни лопаты, ни ведра, чтобы донести горячие угли.

Заметив это, пастух с тайным злорадством повторил:

— Возьми, сколько тебе надо.

Незнакомец нагнулся, выгреб рукой угли из золы и положил их в полу своего плаща. Но раскаленные угли не обожгли его рук и не прожгли его одежды. Человек понес их так, будто это были орехи или яблоки”.

Тут я снова не удержалась от вопроса:

— Бабушка, отчего же угли не обожгли человека?

— Погоди, не торопись, скоро узнаешь, — ответила бабушка и продолжила рассказ.

“Угрюмый пастух был поражен всем, что увидел.

— Что же это за ночь, в которую злые псы не кусаются, овцы не пугаются, посох не попадает в цель, а огонь не жжет? — недоумевал старик.

Он окликнул незнакомца и спросил его:

— Что сегодня за странная ночь? И отчего это и животные, и вещи благосклонны к тебе?

— Я не могу тебе этого объяснить, если ты сам не видишь, — ответил человек и пошел своей дорогой, торопясь развести огонь для своей жены и младенца.

Пастух решил узнать, что все это значит, и отправился следом за незнакомцем.

Дойдя до места, пастух увидел, что у человека этого не было даже хижины, его жена и ребенок лежали в холодной пещере, где не было ничего, одни голые каменные стены.

И подумал тогда старик, что бедное дитя может замерзнуть в холодной каменной пещере. И хотя был он человек суровый и грубый, сердце его дрогнуло от сострадания к младенцу.

Он снял с плеча свою сумку, вынул белую мягкую овчину и отдал незнакомцу, чтобы тот положил на нее новорожденного.

И когда оказалось, что его сердце способно сострадать, старику открылось то, что прежде было скрыто.

Он вдруг увидел вокруг младенца маленьких Ангелочков с серебряными крылышками, в руках у каждого была арфа, и они, ликуя, пели о том, что в эту ночь родился Спаситель, который искупит грехи людей и спасет их души. Оглянувшись, потрясенный пастух увидел, что Ангелы были повсюду: и в пещере, и на горе, и в небе; и все новые и новые приближались к пещере, чтобы взглянуть на младенца.

Кругом царила великая радость, ликование, лилась неземная музыка, темная ночь была освещена небесными огнями и ослепительными одеждами Ангелов.

Все это пастух увидел и услышал внезапно, среди ночной тьмы, в которой раньше ничего не замечал.

И понял он, отчего в эту ночь никто не хочет совершать ничего дурного.

Пораженный чудом, старик упал на колени и стал горячо благодарить Господа”.

Окончив свой рассказ, бабушка вздохнула и сказала:

— Если бы мы умели смотреть, если бы мы были достойны этого, то и мы могли бы увидеть все, что видел пастух, потому что каждую Рождественскую ночь Ангелы летают над землей и славят Спасителя. Но глаза наши не способны различить их, а слуху недоступно Ангельское пение.

Тут бабушка положила руку мне на голову.

— Помни об этом, потому что это такая же правда, как то, что я вижу тебя, а ты — меня. И дело тут не в свечах и лампадах, и неважно, луна светит или солнце, а в том, чтобы иметь такие глаза, которые видят величие Господа!

Сельма Лагерлеф