Православные храмы

Покровский собор на Оболони

В первой половине 1990-х годов по проекту Валентина Исака и Игоря…

Храм праведного Лазаря Четверодневного (на Совском кладбище)

Храм праведного Лазаря Четверодневного на Совком кладбище был заложен…

Храм мученика Иоанна Воина (в Быковне)

Первая Литургия была совершена в день престольного праздника, 30…
Публикации

Десница Предтечи и Крестителя Господня Иоанна

В дни празднования 40-летия Архиерейской хиротонии Блаженнейшего Митрополита…

Передвижная выставка “Мир Божий как Пасха”

Во время Пасхальных праздников в Чернигове остановилась передвижная…

Спасение в Церкви

"Мы добиваемся не победы, а возвращения братьев, разлука с которыми терзает…

C.С. Аверинцев: “Будем просить у Бога, чтобы диалог поколений не прервался”

“Семья в постатеистическом обществе” — тема международной конференции, которая состоялась в Свято-Успенской Киево-Печерской Лавре по благословению Блаженнейшего Владимира, Митрополита Киевского и всея Украины. Соорганизатором ее была Киево-Могилянская академия. Наш корреспондент встретилась с академиком РАН и НАНУ Сергеем Сергеевичем Аверинцевым, который выступил на конференции с докладом: “Солидарность поколений как фактор гражданской свободы”.

— Сергей Сергеевич, семья для человека — это школа человечности, нравственности, пример жизни по совести. Именно такой она созидалась из поколения в поколение у наших православных народов. Почему так быстро расшатались устои семьи? Люди, жившие в тоталитарную эпоху, помнят, что проблемы семьи были насущными в советское время и словосочетание “семья — ячейка общества” живет и поныне.

— Я думаю, что ложной является представляемая ныне картина, будто тоталитарное общество насаждало образ семейного благонравия как чего-то тоскливого, неимоверно скучного. Все не так просто.

У каждого тоталитаризма с ходом времени обнаруживаются два лица, точнее, две личины, по его отношению к ценностям семьи. Понятно, что на памяти последующих поколений остались личины, употребительные под конец той или иной эпохи, в нашем случае связанные с искусственной имитацией семьи как “ячейки общества”. Однако для сущности тоталитаризма характерен путь от стратегии заигрывания с отменой всех традиционных моральных табу — к стратегии их ужесточения. Можно вспомнить контраст между раннебольшевистской игрой в сплошное “раскрепощение” и сталинской игрой в восстановление идеала “крепкой” семьи. Никак нельзя согласиться с лауреатом пулитцеровской премии американским журналистом Гедриком Смитом, автором известной книги “The Russians” (1976), когда он, не совсем поняв жанровую принадлежность цитируемого им высказывания находит всю атмосферу 20-х годов “викторианской”, — должно быть, ему никто не рассказывал об акциях “Долой стыд!” и тому подобном. Это позднее придут благонравные плакаты и сладкие стишки про маму, про учительницу и все такое. Но важно, что смысл той и другой тактики — один и тот же: стремление тоталитаризма вытеснить все добрые человеческие отношения и подменить их другими.

— Как происходила подмена человеческих отношений тота-литарной властью?

— Приведу пример. Целый ряд бытовых навыков, впоследствии весьма энергично усвоенных советским официозом, на какое-то время осуждался новой идеологией. Прежде, чем легитимировать столь важное для семьи торжество вокруг елки на грани двух годов, прежде, чем ввести новогоднюю — разуме-ется, не рождественскую! — елку даже в Кремле, “новый быт” прошел через осуждение елки вообще как “мещанства”. Потом все это “возрождалось” сверху — так же искусственно, так же нарочито, как отменялось до того. Между “левацкими” эксцессами и приходящими затем реставрациями есть не только контраст, но и содержательная связь в процессе отмены суверенитета семьи. Елка перестает быть чем-то, что сохраняется только в семье: ее отбирают — и затем даруют сверху; без отобрания невозможно было бы дарование. Все, что существует в жизни людей и в семье, оценивалось как “мещанство”. Споры о границах “мещанства”, столь частые в советских песенках предвоенной поры, — мещанство ли резеда, галстук и т.п. — важны, в конце концов, не тем, в какую сторону они решаются, а тем, что любое решение по своей сути отменяет суверенитет жизненного пространства. Семья, члены которой могут при случае жаловаться друг на друга в партком, — уже не совсем семья, это нечто иное.

— Какие особенности разногласий поколений в наше время?

— В наше время слишком ощутимо разобщение поколений. Достаточно очевидна коммерческая заинтересованность в этом определенных инстанций, например, индустрии, обслуживающей “молодежную субкультуру”. Но ведь несогласие, не приводящее к ссоре, дает нашим мыслям развитие. Да, мы видим то, чего не видят старшие, но и они видели то, чего никогда не видели мы, и наше разномыслие заставляет задуматься. Спор с родителями, даже тогда, когда он болезнен, побуждает заново продумать свою собственную позицию, а это уже делает невозможным бездумное повторение любого лозунга, брошенного mass media.

— Известно, что в годы воин-ствующего атеизма в противовес тем, кто разрушал святыни, были примеры жизни достойной, мужественной, христианской.

— Среди мучеников и исповедников недавних времен, которыми так щедро прославил Господь Православную Церковь, мы снова и снова встречаем священнические двоицы, диады, в каждой из которых подвиг отца был продолжен сыном. Духовный смысл таких двоиц выражен, например, в словах новосоставленного тропаря священномученику Сергию Мечеву, родному сыну праведного протоиерея Алексия Мечева, пастыря известного Маросейского прихода в Москве: “От корене праведного прозябл еси..., пред Богом во узах и до смерти предстоя”. Верность сына во узах и до смерти безупречному примеру отца, без сомнения, самый яркий пример отношения отцов и детей. Для нас, людей верующих, оба — прежде всего свидетели веры. Но мне хотелось бы подчеркнуть, что в понимании мирском они могут с полным основанием рассматриваться как герои мирного сопротивления тоталитаризму, показавшие пример единодушия в неустрашимой защите одного из человеческих прав — права на верность своим убеждениям. Здесь, в Киеве, вспоминаются другие имена — отца и сына Александра и Алексия Глаголевых, Михаила и Георгия Едлинских.

— Расскажите, пожалуйста, о Вашей семье?

— Я никоим образом, Боже избави, не собираюсь изображать из себя идеального сына. Я даже не намерен идеализировать своих родителей. Ежедневная совместная жизнь, тем более в пространстве единственной комнаты коммунальной квартиры, где все на глазах другу у друга, не могла обходиться вовсе без недоразумений и огорчений. И все же именно эта тесная комната становилась для моей души и для моего сознания подлинным Отечеством в самом патетическом смысле этого слова. Однажды, лет в пятнадцать, обуреваемый эмоциями, я сказал моему тогдашнему собеседнику, старому другу отца, Н. И. Леонову: “Моя Родина — вот эта комната, другой у меня нет!” А он ответил: “Да, все так, другую у тебя отняли”. Много лет спустя на вопрос старшей собеседницы: “Неужели тебе никогда не хотелось сбежать из дому?” — я ответил: “Как вы не понимаете: из осажденной крепости не сбегают”.

С благодарностью вспоминаю сегодня: как решительно, даже сурово пресекал Николай Иванович Леонов мои отроческие попытки отдать дань конформизму и хоть отчасти подстроиться к тому миру, который начинался за порогом родительской комнаты. Он же возил меня к Пасхальной всенощной в только-только открывшуюся после войны Троице-Сергиеву Лавру.

— Как Вы оцениваете свой опыт отношений со старшими поколениями?

— В отношениях со старшими не всем везет так, как повезло мне. Моя юношеская солидарность с ними была обусловлена специфической, неповторимой ситуацией того времени, т.е., как нынче говорят, нас сплачивал image of enemy (образ врага). Сейчас, слава Богу, та эпоха прошла, но никто не обещал нам, что тоталитаризм не вернется. Все, что ему необходимо — это люди, готовые бодро подхватывать и хором повторять нужные слова. Люди, которых выучили не слушаться старших. А потому будем просить у Бога, чтобы трудный, но необходимый диа-лог поколений не прервался.

Беседу вела Татьяна КОРСЕНКО.

 
Поиск на сайте
Календарь
ukrline.com.ua Rambler's Top100 ya.ts ya.me Mu